Сергея Мейтува можно считать реальным путешественником, соединяющим географические пространства с духовными мирами. Он объездил и прошагал практически весь евразийский и северо-американский континент, перемещаясь в координатах топоса, времени, истории и культуры. Прошлое художника, его творческая память способны уместиться в сравнительно компактных ассамбляжах, в тесном пространстве box-аrt, в мире Марселя Дюшана и Даниила Хармса. Свободное манипулирование искусственными материалами и предметной "археологией" преобразует пространство его художественной рефлексии, овеществляя и мифологизируя жизнь и ее внутренние смыслы, уравнивая в правах человеческое тело и предмет, превращая их в ready-made.

Признаки вещи коррелируют с органами чувств художника, и в свою очередь для художника в вещи открываются новые возможности видения. Сергей Мейтув собирает, уравновешивает расслоенный мир вещей и расслоенное сознание нашего времени. Его объекты "заражаются" человеческим, приобретая новое "вневещное" измерение. Более того, они распространяют человеческое уже вне собственной локальной зоны, формируя пространство, где встречаются непосредственная реальность и искусство, вещественность мира и комментарий к нему.

Реконструируя вещный космос, Сергей Мейтув рассматривает возникновение художественных объектов как арте-факт, как ритуальное действо, кодируя координаты времени и пространства. Иногда его ассамбляжи принимают фигуративный характер, манифестируя форму головы человека, энергетически напряженной как головы в композициях Павла Филонова, наделенные электронным инструментарием, суперинтеллектом, где ирония художника соседствует с проблемой mass-media и новыми коммуникациями в современной культуре. В них царствует рационализм нашей цивилизации, трагически связанный с живым человеческим чувством, с историей человечества, покинувшего рай и пребывающего в мире технологии и интеллектуальных пространств.

Обращенные к непосредственной, прямой реальности, объекты Сергея Мейтува одновременно сложней, насыщенней и энергетичнее внешнего пространства. Их состояние можно было бы обозначить как мифопоэтическое. Оно таит в себе разного рода суммации сил, неожиданности и парадоксы. Они обладают свойствами расширения и сужения, трансформацией масштабов, способны превращаться в мнимые и иллюзорные, ориентироваться на классические модели культуры, как, например, на древнегреческие рельефы и в тоже время включать в себя рационализм новейшей визуальной культуры. В этой поэтике ищет себя не что иное как язык универсализации и уничтожения всяческих границ, язык сближения живописи, слова и новых визуальных технологий, где внутреннее непосредственно переходит во внешний мир. Пластические модели Сергея Мейтува открываются как единый процесс деструкции и синтеза. Обособляя и членя, художник в реальности укрепляет и соединяет; останавливая, - приводит в движение. Каждая его композиция, становящаяся из непрерывного, казалось бы, случайного перемещения первичных элементов приобретает монументальный характер, соединяя эпическое и интимное. Каждое его высказывание является открытой, незамкнутой фигурой, которая своей разомкнутой гранью переливается в другие формы. Проследить, где кончается одна семантическая единица и начинается другая, практически невозможно. Они друг в друга неуловимо проникают, всплывают, контрастируя и сливаясь - как древнейшее песнопение. Пластическое начало живет в каждом жесте художника, вступая в постоянный диалог с историей и временем, переживая их конкретность и транслируя универсальные смыслы.

Таким образом, тот путь, которым следует дискурс поэтики Сергея Мейтува, не является собственно ни хронологическим, ни путем повествовательным, когда одно событие рождает другое. Его, как представителя постмодернистской культуры, по выражению Карла Юнга, "интересует сама конфигурация случайных событий в момент наблюдения, а вовсе не гипотетические причины, которые якобы обусловили эту случайность." Его модель мира не что иное как психофизическая структура; его композиции-объекты утверждают пространство как душевное поле, как особую энергетическую систему, где в реальности нет ни верха, ни низа.

На смену восприятию времени как чистой последовательности Сергей Мейтув в наше искусство и в наше сознание приносит ощущение его мгновенности, "точечности". В этом свете традиции культуры, где сближается русский и американский авангард, Владимир Татлин и Роберт Раушенберг, представляются как встречи несоединимого, как энергии, объединяющие экзистенциальные разрывы и пределы личного и национального опыта, как обнажение кодов, лежащих в основе искусства. Сергею Мейтуву удается превратить язык в объект, материализовать его - и здесь его можно считать художником новых стратегий, интегрирующим чувственное и интеллектуальное начало. Трансформируя темы русского и американского авангарда, он демонстрирует возможность пребывания в различных временах и различных культурах одновременно, когда погружение в прошлое и проникновение в будущее органично совпадают, когда реальность превращается в магические пространства. И к этому утраченному синтезу и единству пространства-времени, пластических и лингвистических образов, вещной сделанности и идеи смысла как раз и возвращает Сергей Мейтув - художник, чей взгляд на мир не теряет своей непосредственности и связывает в единое целое образы культурной памяти и новой радикальности.

Виталий Пацюков,
Международный фонд Казимира Малевича